Шерешевский методы запоминания. Феноменальная память и история Ш

Была ли у Шерешевского феноменальная память?

По материалам книги А.Н.Леонтьева «Развитие памяти», Москва, 1931 год

В своей книге «Развитие памяти» А.Н.Леонтьев пишет: «Исследование исключительных случаев памяти имеет в психологии то значение, что оно позволяет вскрывать некоторые ее механизмы, обычно не обнаруживающие себя с достаточной ясностью. Это одинаково справедливо и в отношении памяти, опирающейся на искусственные мнемотехнические приемы, которая как бы в подчеркнутой и вместе с тем упрощенной форме демонстрирует нам принципиальную структуру всего высшего запоминания и, пожалуй, еще более в отношении памяти натуральной. Именно такие исключительные случаи и дают нам возможность проникнуть в природу тех процессов, которые, составляя органическую основу высших форм памяти, вместе с тем разрушаются под влиянием их развития и которые таким образом оказываются в нормальных случаях недоступными непосредственному изучению.

А.Н.Леонтьев совместно с С.В.Выготским на протяжении 1,5 лет исследовал С.В.Шерешевского, принадлежавшего к числу лиц, обладающих наиболее выдающейся по своей силе памятью. Психологи начали изучение памяти Шерешевского еще до того, как он сделал демонстрацию феноменальной способности запоминать своей профессией.

В первом эксперименте Шерешевскому предложили для запоминания ряд, состоявший из 40 осмысленных слов. Каждое слово называлось вслух один раз, после чего испытуемый сам подавал знак к чтению следующего слова. Средний интервал между читаемыми словами составил приблизительно 4 секунды.

После запоминания 40 слов (на это Шерешевскому потребовалось 160 секунд), все слова были воспроизведены совершенно правильно и в порядке их запоминания. Воспроизведение 40 слов заняло 1 минуту 10 секунд. То есть, средняя скорость припоминания одного слова составила 1,75 секунды.

Для Шерешевского не составило никакого труда воспроизвести последовательность слов в обратном порядке. Он также мог легко назвать предшествующее и последующее слово, соседнее в ряду со словом, ему предъявляемым. Эта операция занимала у него не более 1-2 секунд.

После этого Шерешевскому было предложено запомнить ряды, состоящие из бессмысленных слогов, затем ряды, состоящие из отдельных цифр. Но, как и при запоминании осмысленных слов, психологи не смогли установить предел объема памяти Шерешевского. Напомню вам, что классические тесты по тестированию кратковременной памяти имеют ограничения в 20 единиц, так как основная масса людей запоминает в среднем 5 - 7 цифр из однократно предъявляемого ряда. Таким образом, Шерешевский, запомнив 40 слов, «зашкалил» классический тест на проверку кратковременной памяти.

Шерешевскому предъявлялись слова, являющиеся разными частями речи (прилагательные, наречия, глаголы). Он совершенно уверенно воспроизводил длиннейшие ряды, представляющиеся особенно бессмысленными из-за различия падежей, глагольных форм и т.п.

Кроме предъявления слухового, психологи пробовали предъявлять Шерешевскому материал для запоминания (цифры, буквы) также и в графической форме. И в этом случае точность воспроизведения была весьма высокой, причем сам процесс запоминания значительно ускорялся.

Исследователи не могли успокоиться и придумывали для Шерешевского все более сложные задания. Они дали ему таблицу, состоящую из 28 букв. При этом в таблице встречалось всего 4 буквы, которые многократно повторялись, образуя самые различные комбинации. Но и с этим заданием он справился великолепно. На запоминание такого материала он затратил 2 минуты и 45 секунд. После чего воспроизвел эту таблицу с такой скоростью, что экспериментаторы не успевали проверять за ним.

Условия опытов еще более усложнились, когда испытуемому предложили воспроизвести буквы по отдельным вертикальным столбцам, которые назывались в беспорядке (первый столбец, пятый столбец, третий столбец и т.д.) Но и в этом случае воспроизведение оказалось вполне точным.

Аналогичные этим эксперименты проводились и с заучиванием цифровых таблиц, содержащих до 60 цифр. В общем, эффективность и быстрота запоминания Шерешевского колебалась у него в довольно значимых пределах. Скорость запоминания и припоминания находилась в зависимости от его субъективного состояния в данный день. Большое значение для него имели и внешние условия эксперимента. Когда запоминание происходило в аудитории, где было много студентов, скорость и качество запоминания снижались. По-видимому, большое количество людей мешало сосредотачиваться.

Авторы пишут, что им не удалось установить точных пределов возможностей памяти Шерешевского, но они сообщают данные экспериментов с запоминанием цифр, которые сравнивают с материалами, полученными А.Бине на своих испытуемых (Диаманди, Иноди).

Вот эта таблица

	Диаманди	Иноди	Шерешевский
Время, необходимое для заучивания 25 цифр	3 мин	45 сек	50 сек
Время воспроизведения цифр в прямом порядке	9 сек	19 сек	17 сек
Время воспроизведения цифр в прямом порядке в форме чисел	9 сек	7 сек	10 сек
Время воспроизведения цифр в обратном порядке	35 сек	1 мин	45 сек
Время воспроизведения цифровой таблицы по восходящим рядам	36 сек	6 сек	18 сек

Интересно проанализировать эту таблицу с точки зрения нормативов, установленных в системе запоминания «Джордано». Напомню вам, что при запоминании цифровой информации нормативное время для ученика составляет 6 секунд на одно двузначное число (на две цифры). В системе «Джордано» цифровые сведения запоминаются с помощью образных кодов двузначных чисел - заранее заученных образов-заменителей чисел.

Таким образом, по ученическим нормативам на запоминание 25 цифр вполне достаточно 75 секунд. Но при непродолжительной тренировке это время можно сократить вдвое - 37,5 секунды.

С современной точки зрения, Диаманди запоминал очень медленно - 14,4 секунды на зрительный образ. Иноди - 3,6 секунды на образ. Шерешевский - 4 секунды на зрительный образ.

Следует также учитывать и очень маленький объем запоминаемых чисел. На таком объеме можно развивать очень высокую скорость запоминания. Так, Доминик запомнил колоду из 52 карт за 41,43 секунды. Средняя скорость запоминания образа-карты составила 0,8 секунды.

По нормативам системы запоминания «Джордано» Диаманди не прошел бы тестирования - такая скорость запоминания недопустима. Иноди и Шерешевский запоминали на уровне очень хороших учеников, но не более. На феноменальные способности их скорость запоминания не тянет. Сравните с результатами Доминика.

На скорость припоминания цифр в представленной таблице можно не обращать внимания. Скорость припоминания сильно зависит от метода запоминания. Если бы исследователи заранее обговорили условия эксперимента, мнемонисты выбрали бы наиболее подходящий способ запоминания таблицы, и время ее воспроизведения у всех бы было примерно одинаковым. Скорость припоминания запомненных сведений ограничивается только скоростью речи. Кто быстрее говорит, тот быстрее и вспомнит все цифры.

Шерешевский - 123 секунды, Иноди - 165 секунд и Диаманди - 420 секунд. Что соответственно составило среднюю скорость запоминания на одно двузначное число: 4,92 секунды у Шерешевского, 6,6 секунды - у Иноди и 16,8 секунд - у Диаманди.

Леонтьева больше всего поражает исключительная прочность памяти испытуемого, с которой сохраняется запомненный материал. В один из сеансов он совершенно неожиданно для испытуемого предложил припомнить содержание слов, прочитанных в первом опыте с ним, который проводился около 10 месяцев назад. Шерешевский в ответ на это предложение самым детальным образом описал обстановку лаборатории, присутствующих лиц, место, которое занимало каждое из них, свое собственное положение по отношению к окну и наконец воспроизвел весь тот материал, который ему давался в тот раз, пропустивши приблизительно из 100 слов всего одно слово, причем эта ошибка была им самим тотчас же замечена.

Леонтьев пишет, что им удалось совершенно бесспорно установить полное отсутствие у Шерешевского какой бы то ни было вспомогательной мнемотехнической системы. В этом их убедили данные опытов, проводившихся на «сверхтрудном» (для необученного запоминанию человека) для заучивания материале, исключающем всякую возможность применения каких бы то ни было вспомогательных средств (цепочки слов и маленькие цифровые таблички).

Шерешевский обыкновенно запоминал стоя, закрывая глаза после каждого прочитанного ему слова или группы слов. То поднимал руки к лицу, то несколько притягивал их вперед и вниз, как бы поддерживая ими какой-то легкий, но очень громоздкий предмет. Иногда в процессе припоминания испытуемый делал с закрытыми глазами несколько шагов вперед.

После того как весь материал был ему прочитан, он на несколько секунд снова закрывал глаза («Проверяю», - говорил испытуемый в таких случаях) и затем воспроизводил его иногда с видимым напряжением, иногда, наоборот, с чрезвычайной легкостью. Предшествующий удержанный им материал видимо совершенно не мешал запоминанию нового материала.

На основании всех этих наблюдений исследователи предположили, что имеют дело с памятью наглядно-образного, эйдетического типа. (Здесь Леонтьев имеет в виду то, что Шерешевский убедил их косвенно, что видит цифровые таблицы непосредственно в своем воображении, как на листе бумаги, в виде цифр).

Леонтьев пишет: «Наличие у нашего испытуемого таких оптических образов подтверждается тем, что, когда мы предлагали ему изменять порядок воспроизведения небольшой таблицы, переходя от чтения по горизонтальным рядам к чтению цифр по рядам вертикальным, он обычно старался тотчас же повернуть и свою голову, как бы читая по перевернутому тексту". С другой стороны, в специальных поставленных с ним опытах мы не смогли обнаружить у него никаких чисто эйдетических феноменов в собственном, узком смысле этого слова».

Сам испытуемый показывает по поводу запоминания им цифровых таблиц следующее: «Когда я слушаю или смотрю на цифры, то потом, закрывая глаза, вижу перед собой на расстоянии 2-3 шагов большую таблицу, гораздо больше, чем она есть в действительности - приблизительно размером 1 м х 1,5 м. Иногда я вижу ее величиной с целую стену - тогда мне очень трудно работать, трудно ее осмотреть одним взглядом. Поэтому я всегда стараюсь сделать ее как можно меньше, сжимаю плечи, и действительно она как-то меньше тогда делается, уже. Чем меньше та таблица, которую мне дают для заучивания, тем удобнее, тем меньше и та таблица, которую я потом вижу с закрытыми глазами.

Цифры я вижу написанными белым по черному фону (фон это рыхлый - пальцем его можно проткнуть), они всегда красивы по форме, лучше, чем когда они написаны; когда они написаны плохо, то они только хуже видны, но остаются такими же красивыми. В длинных таблицах я вижу цифры ряд за рядом, иногда вижу их все сразу. Когда таблица слишком близко от меня, то я могу отодвинуть ее дальше руками или грудью (таким движением, как будто я вперед падаю). Если же она отодвигается слишком далеко, то я держу ее руками снизу, как очень большую раму и иду к ней сам, что гораздо труднее.

Когда протягиваю руки, они кажутся мне очень длинными, Иногда, чтобы облегчить воспроизведение, я показываю сам себе пальцем цифры на таблице; тогда палец делается огромным и вытягивается до самой таблицы. Иногда цифры на таблице исчезают, но я могу их восстановить, для этого мне нужно только открыть глаза, а потом снова их закрыть.

Цифры таблицы, когда я закрываю глаза, стоят передо мной назойливо, так что трудно от них избавиться. Если я мог бы писать с закрытыми глазами, я еще лучше, еще точнее их воспроизводил бы, но как только я открываю глаза или начинаю говорить, так уже не могу, не успеваю их передать, и приходится возвращаться к ним снова и снова.

Очень трудно избавиться от этих цифр; после сеанса они долго остаются перед глазами, тогда я незаметно от других провожу рукой по таблице, стираю ее или беру и перевертываю, как перевертывают страницы в книге, или срываю, как листок календаря… Тогда цифры уходят.

Когда мне дают сразу две таблицы, то я делаю их разного цвета, но как я это делаю, я не знаю…»

Интересно отметить, что исследователи, по-видимому, совершенно были не осведомлены в элементарных вопросах мнемотехники: «По аналогии с этим механизмом зрительного запечатления цифровых таблиц мы пытались себе объяснить и запоминание им словесного материала; предположивши, что оно опирается также на эйдетоидные явления, но слухового порядка, мы с этой точки зрения пытались анализировать полученные нами в опытах с ним данные. Однако здесь мы натолкнулись на целый ряд трудностей. Прежде всего, нам оставалась непонятной его способность воспроизводить слова одинаково быстро как в порядке их предъявления, так и в порядке обратном; мы не могли далее найти причину, которая в этом случае заставляла бы испытуемого закрывать глаза, производить известные движения руками, словом, вести себя так, как если бы оперировал с чисто зрительными образами».

Разумеется, Шерешевский запоминал слова на слух, преобразовывая их в зрительные образы и запоминал их последовательность путем образования связи либо непосредственно в цепочке слов-образов, либо с заранее подготовленными опорными образами (локи). А как еще можно запоминать? Дальше мы можем прочитать следующий весьма любопытный абзац.

«Когда испытуемому нужно осмыслить слово, то он старается освободиться от его зрительного образа, потому что он только мешает ему соотнести слово с тем смыслом, которое оно выражает». Интересно, Леонтьев сам понял, что написал? Дело в том, что слова в мозге человека жестко связаны условно-рефлекторной связью с определенными зрительными образами. Человек понимает слово «карандаш» именно потому, что это слово вызывает в воображении картинку карандаша. То есть, зрительный образ, возникающий в воображении под стимулирующим воздействием слова - это и есть СМЫСЛ слова. Если какое-то слово не вызывает образа в воображении, то про него говорят, что оно не имеет смысла, не понятно, «не ВИЖУ смысла».

Большинство выводов о памяти Шерешевского и об особенностях его мышления Леонтьев и Выготский делают исключительно на основе рассказов самого Шерешевского.

Вызывает удивление тот факт, что память Шерешевского тестировалась на логически не связанной информации - информации наиболее простой для запоминания с помощью методов мнемотехники. Между тем, исследователи могли бы легко привести способность запоминания Шерешевского к норме, если бы, например, резко сократили время запоминания. Если бы цифровой ряд диктовался с достаточно высокой скоростью, Шерешевский, как и любой другой человек, обученный технике запоминания, не успевал бы применять приемы запоминания, и запомнил бы точно такой же объем как и любой другой «нормальный» человек.

Шерешевский вряд ли смог бы запомнить другие виды информации, предъявляемые однократно: китайские иероглифы, однократно читаемый текст на незнакомом языке, проговариваемые в обычном темпе серии телефонных номеров с фамилиями. Странно, что его память не была подвергнута таким испытаниям.

Так была ли у Шерешевского феноменальная память или он использовал мнемотехнику? Результаты опытов Выготского и Леонтьева говорят сами за себя - Шерешевский пользовался техникой запоминания, при этом его навык запоминания был вполне обычным. Такие результаты, какие описываются в книге Леонтьева, может продемонстрировать любой человек, прошедший месячный курс обучения мнемотехники.

Кстати, Шерешевский, как и несколько других известных «феноменов», учился в школе, где преподавалась мнемотехника…

Его называли человеком, который помнил всё. Благодаря своему невероятному дару он прославился и сделал карьеру эстрадного мнемониста. То, как запоминал Шерешевский, очень похоже на современные приёмы мнемотехники.

Вот только ему не нужно было ничего тренировать, мозг сам формировал связи между образами - естественно и непринужденно. Единственная проблема, которая волновала Соломона Вениаминовича, как научиться забывать.

Соломон Шерешевский родился в конце XIX века в России. В детстве отличался хорошим слухом и хотел стать скрипачом, однако болезнь уха поставила крест на карьере музыканта. Тогда Соломон перепробовал несколько профессий и устроился работать репортером в газету. Там и заметили его талант. На одной из планерок редактор разозлился, что парень не записывает перечень из адресов и поручений. Когда Соломон заявил, что и так все прекрасно помнит, начальник не поверил и принялся проверять. Убедившись, отправил подчиненного к психологу.

С врачом Шерешевскому повезло. Или врачу повезло с пациентом. Так или иначе, их совместная работа принесла пользу обоим. Обследовал Соломона молодой психолог Александр Лурия - будущий профессор, академик и основатель советской школы нейропсихологии. По итогам своих 30-ти летних наблюдений за Шерешевским Лурия создал «Маленькую книжку о большой памяти», в которой подробно описал, как мыслил и запоминал мнемонист.

Урок №1: мыслить ассоциациями

Феноменальная способность Шерешевского к запоминаю основана на врожденной синестезии. Для него слова и цифры не были просто словами и цифрами. Они могли рождать визуальные, вкусовые или осязательные ассоциации . Шерешевский говорил:

1 - это острое число, независимо от его графического изображения, это что-то законченное, твердое... 5 - полная законченность в виде конуса, башни, фундаментальное, 6 - это первая за "5", беловатая. 8 - невинное, голубовато-молочное, похожее на известь.

Доходило до того, что Соломон выбирал еду по звуку. Жаловался, что не может есть майонез, поскольку «з» портит вкус.

Урок № 2: метод мест

То, что мы сегодня называем методом Цицерона, методом римской комнаты или методом мест, Шерешевский интуитивно использовал еще до начала своей карьеры мнемониста. Суть его в том, чтобы образы, которые нужно запомнить, располагались в воображении в хорошо знакомом месте. Обычно Соломон развешивал свои ассоциации на какой-нибудь дороге. Это могла быть улица его родного города или одна из московских улиц, например, улица Горького. Правда, иногда, мысленно гуляя по ней, он неожиданно возвращался к дому своего детства в Тверской области.

Урок №3: ассоциации должны быть крупными

Шерешевский не всегда припоминал безошибочно. Пробелы в воспроизведении случались. И нередко. Когда Соломон понял, в чем причина, объяснял доктору:

Я поставил "карандаш" около ограды… и вот карандаш слился с этой оградой, и я прошел мимо него... То же было и со словом "яйцо". Оно было поставлено на фоне белой стены и слилось с ней. Как я мог разглядеть белое яйцо на фоне белой стены! "Маленькая книжка о большой памяти"

Естественным выходом из ситуации стало увеличивать объекты-ассоциации и ставить их в воображении на хорошо освещенное место.

Урок №4: сокращение и символизация образов

Мозг Шерешевского выстраивал очень сложные ассоциации. Чтение стихов доставляло муку: слишком много образов громоздилось в сознании, они толпились и мешали друг другу. Такие сложные ассоциации нужно было как-то упростить. Эта проблема встала особенно остро, когда Соломон стал работать эстрадным мнемонистом, показывая «фокусы памяти». Теперь, если ему говорили «всадник», он рисовал в голове лишь ногу со шпорой, а не подробности крестового похода.

Урок №5: научиться забывать

Поначалу необходимость забывать Шеришевского нимало не волновала. Он мог запомнить все. Места в голове хватало и на воспоминания младенчества (он описывал, как воспринимал мать, находясь в колыбельке) и на задания главного редактора. Но когда Соломон стал развлекать публику своим талантом, возникла проблема. Он частенько выступал в одних и тех же залах, писал на одной и той же доске. Иногда по несколько раз на день. В его голове хранилось множество таблиц с цифрами, которые нужно было дополнить по памяти. И дополняя очередную во время выступления, он просто боялся их перепутать. Но Шерешевский нашел ключик к решению и этой проблемы.

"Однажды, - это было 23 апреля - я выступал 3 раза за вечер. Я физически устал и стал думать, как мне провести четвертое выступление. Сейчас вспыхнут таблицы трех первых... Это был для меня ужасный вопрос... Сейчас я посмотрю, вспыхнет ли у меня первая таблица или нет... Я боюсь как бы этого не случилось. Я хочу - я не хочу... И я начинаю думать: доска ведь уже не появляется, - и это понятно почему: ведь я же не хочу! Ага!.. Следовательно, если я не хочу, значит, она не появляется... Значит, нужно было просто это осознать". "Маленькая книжка о большой памяти"

Конечно, случай Шерешевского исключительный. Но если мы можем применить те же приемы мнемотехники , возможно, и нам достаточно осознать потенциал своего мозга. Научитесь его использовать с помощью нашего

Что такое синестезия ? Это совместное возникновение ощущений различных модальностей при воздействии раздражителя только одной из них. Имеет ли синестезия объективную (физиологическую) основу? Это весьма вероятно, поскольку в последние годы обнаружено вещество - этимозол, обеспечивающее искусственное установление связей между участками мозга и зонами памяти, которые в естественных условиях до того не были связаны. Из этого следует, что в особых условиях такие связи могут быть установлены.

Феномен Шерешевского

Немного подробнее остановимся на случае, описанном А. Р. Лурия - феномене Шерешевского . Он мог повторить без ошибок последовательность из 400 слов через 20 лет. Один из секретов его памяти состоял в том, что у него восприятие было комплексным, синестетическим. Образы - зрительные, слуховые, вкусовые, тактильные - сливались для него в единое целое. Шерешевский слышал свет и видел звук, он воспринимал на вкус слово и цвет. «У вac такой желтый и рассыпчатый голос », - говорил он. Синестезия отмечалась у Н. А. Римского-Корсакова, А. Н. Скрябина, Н. К. Чюрлениса. У всех у них зрение было связано со слухом. Римский-Корсаков считал, что «ми-мажор» - синий, «ми-минор» - сиреневый, «фа-минор» - серовато-зеленый, «ля-мажор» - розовый. У Скрябина звук порождал переживание цвета, света, вкуса и даже прикосновения. У. Диаманди, обладавший уникальными способностями к счету, также считал, что запоминать цифры и оперировать ими помогает их цвет, а процесс вычисления представлялся в виде бесконечных симфоний цвета.

Видео о Феномене Шерешевского, в котором Вы найдете много интереснейших фактов о памяти и ее работе:

Имеет ли синесезия объективную основу? Э. Церковер предложил эксперимент на определение совместимости ряда псевдослов с изображениями фантастических существ. Надо было определить, кто есть кто. Обработка материалов показала, что существует корреляция между зрительным образом и акустическим, т. е. синестезия имеет объективную основу. Создается впечатление, что основа эта - в тесных, подсознательных связях образов с эмоциями. В них зрительный эффект увязывается в подсознании с положительными эмоциями, так же как температурный эффект.

В многолетнем исследовании А. Р. Лурия выявил как сильные стороны, так и слабости интеллектуальной деятельности Шерешевского, вытекающие из особенностей организации его памяти. С одной стороны, Шерешевский мог произвольно и точно вспомнить все, что ему предъявлялось для запоминания много лет назад. Помогало ему в этом умение ярко, зрительно представить себе каждое запоминаемое слово (например, цифру 7 он воспринимал как человека с усами), но это же создавало для него и особые затруднения при чтении, поскольку каждое слово порождало яркий образ, а это мешало пониманию читаемого. Кроме того, его восприятие было очень конкретным, слова, выражавшие абстрактные понятия, например «вечность», «ничто», представляли для него особые трудности, так как их сложно сопоставлять со зрительным образом.

Помимо этого у него было сильно затруднено обобщение. Вот пример, демонстрирующий слабые стороны его феноменальной памяти. В большой аудитории Шерешевскому прочитали длинный ряд слов и попросили воспроизвести их. С этим он справился безукоризненно. Затем его спросили, было ли в ряду слово, обозначающее инфекционное заболевание. Все присутствующие в аудитории зрители с обыкновенной памятью мгновенно вспомнили это слово (тиф), а Шерешевскому потребовалось целых две минуты чтобы выполнить задание. Оказывается, в течение этого времени он перебирал в уме по порядку все заданные списком слова, что свидетельствовало о слабости обобщения в его памяти.

Запоминание у Шерешевского подчинялось скорее законам восприятия и внимания, чем законам памяти: он не воспроизводил слово, если плохо видел его. Припоминание зависело от освещенности и размера образа, от его расположения, от того, не затемнился ли образ пятном, возникшим от постороннего голоса. Чтение было пыткой для Шеришевского. Он с трудом пробирался через зрительные образы, которые помимо его воли вырастали вокруг каждого слова, что очень утомляло его. Необходимо также отметить, что у Шеришевского были большие трудности с забыванием. Ему приходилось изобретать специальные приемы, чтобы забывать. Понимание сложных и отвлеченных логико-грамматических структур часто протекало у него не легче, а значительно труднее, чем у людей, не обладавших столь сильной наглядно образной памятью.

Мы затронули очень любопытную и мало изученную проблему свойств той формы долговременной памяти, к которой, как правило, нет произвольного доступа. У нас создается впечатление, что известные случаи феноменальной памяти и уникальных счетных, способностей связаны как раз с осуществлением доступа к этому типу памяти. Гипотеза основана отчасти на сходстве некоторых характеристик указанной памяти и особенностей запоминания а удержания информации у людей с феноменальными способностями. В чем это сходство?

Информация восстанавливается после продолжительного хранения (десятилетия) в том же виде и с теми же подробностями, как в тот день, когда она была воспринята. Это свидетельствует об отсутствии в такой памяти процессов преобразования и обобщения. Неподверженность следов трансформации при хранении, видимо, связана и с неспособностью к забыванию. Ярко выраженная синестезия у лиц с феноменальной памятью позволяет допустить существование у них и морфологических особенностей структуры памяти. Возникает вопрос, как же использует эту особую форму памяти подавляющее большинство людей, не обладающее описанными феноменальными способностями? Пока определенного ответа нет, можно лишь предположить, что долговременная память без произвольного доступа служит базой нашей интуиции.

Лурия в своей книжке «Маленькая книжка о большой памяти» описал свои 30-летие наблюдения за феноменальной памятью Шерешевского. Лурия обнаружил, что у Шерешевского нет границ памяти ни по объему, ни по прочности. Единственным ограничителем по памяти было время (для запоминания каждого элемента требуется несколько секунд). Главная особенность феномена – это предельная образность памяти. Шерешевский прибегал к технологиям, разработанным в рамках искусства памяти. Он заучивал «Божественную комедию» на итальянском языке, не владея им. Каждому слову он придумывал отдельный образ и заучивал слово, опираясь на него (ассоциации). Однако такое развитие памяти негативно отражалось на остальных психических функциях:он неадекватно оценивал мир и себя, ему тяжело давалось абстрактное мышление и он никогда не мог забыть то, что 1 раз запомнил.

Преобразование памяти с помощью культурных средств в антропогенезе и культурогене. Память примитива. Виды искусственных знаков. Знаки-напоминания, пиктографическое письмо, абстрактные знаки.

У примитивного человека память равняется запечатлению. Она невероятно точна, детальна и ярка, но не выделяет основного, самого важного, а запечатляет все подряд, что очень не экономно и энергозатратно. Память функционирует стихийно, нет произвольного запоминания/воспроизведения. В примитивной памяти страдают логические механизмы.

Детальность памяти прим. человека: дети, никогда не выходившие за пределы деревни, прекрасно ориентируются на незнакомой местности. Леви-Брюль расценивал память примитива как нормально функционирующую, но подчиняющуюся другим правилам. Обучение примитива затруднительно – нет абстрактного мышления, считают с трудом (1, 2 и много). Восприятие глубины так же затруднено. Леруа писал: память примитива сводится к внешним знакам и очень связана с восприятием. Маленькие дети обладают именно таким видом памяти.

В роли знаков напоминаний может выступать почти все, что угодно (ассоциация): узелки на память, зарубки, как у австралийских аборигенов, бумажки, записки, крестики на руках и так далее.

Одним из широко известных примеров усовершенствования этих внешних знаков является узелковое письмо перуанцев (квипу). Если один узелок – это простейший знак, то узловое письмо – это пример детализации, специализации и усовершенствовании узла. Знаки этого письма не жестко дифференцированы и не обладают конкретным значением. Такие письма обязательно требуют разъяснений со стороны написавшего.

Исследование развития высших форм запоминания с помощью методики двойной стимуляции (А.Н.Леонтьев). Параллелограмм развития памяти.

Испытуемому предлагается 2 ряда стимулов. Запоминание одного ряда – прямая задача – это стимулы-объекты. 2-ой ряд стимулы-средства. (инструмент для запоминания). Дошкольникам давали ряд слов (первый ряд) и карточки с изображениями. Сначала карточка помогает запоминанию только если содержание картинки близко к запоминаемом слову (чай – чашка). Затем доступным становится процесс связывания по сходству (птица – самолет) или признаку (арбуз – нож). Школьник по другому связывает (театр – выбирает картинку с крабом на берегу, потому что краб разглядывает камешки на дне как театре…).

Опыт Леонтьева. Детям разного возраста и взрослым предлагалось 15 слов и картинки. См график н стр. 353. Параллелограмм. Повышение продуктивности запоминания с возрастом носит нелинейный характер. Школьник бз карточек запоминает как дошкольик, а с карточками как взрослый. Однако взрослому карточки уже не так уж нужны, запоминание идет внутренне опосредовано (ему не нужна карточка, он представляет образ внутри себя).

Похожая информация:

1. Верны ли определения?А) Дисперсия для дискретной случайной величины имеет вид В) Дисперсия для непрерывной случайной величины имеет вид Подберите правильный ответ

Какие уникальные свойства памяти Соломона Шерешевского привлекли к нему внимание знаменитого нейропсихолога Александра Лурии? Что представляет собой феноменальная эпизодическая память? Способны ли люди с такой памятью что-либо забывать? Об этом рассказывает доктор медицинских наук Константин Анохин.

Шерешевский обладал не только огромным объемом памяти, он мог запоминать в экспериментах с Лурией, а дальше его исследовали и другие наши известные психологи - Леонтьев, Выготский, приходили на эксперименты знаменитые физиологи, такие как Орбели. Он мог запоминать очень большие объемы информации, причем самые разные и достаточно бессмысленные. Это могли быть, например, формулы, которые выдумывал для него Лурия и которые ничего не значили. Он прекрасно запоминал их, со многими знаками. Вещи, которые были ему знакомы, расположенные в каком-то виде цифры, слова, но и незнакомые. Например, Лурия цитировал ему первые строки «Божественной комедии», и Шерешевский повторял их, хотя не знал итальянского и латыни.

Когда мы говорим о памяти, то этот вид памяти - это эпизодическая память, она не наполнена какими-то смыслами, а несет листы воспоминаний о днях, прожитых в нашей жизни. У него была уникальная эпизодическая память. Следующая вещь, которую выяснил Александр Романович, - что Шерешевский обладал этими способностями с раннего детства. Мы знаем, что младенцы обладают памятью, но как взрослые мы это вспомнить не можем. Те, у кого есть дети, знают прекрасно, что они могут прекрасно помнить, какие игрушки получали в подарок на прошлый день рождения и так далее, затем эта память от нас всех уходит. А Шерешевский помнил себя с очень раннего детства, в котором дети еще не обладают концепциями, выраженными в языке. Поэтому он помнил себя в люльке и помнил, как выглядели мама и отец, приближавшиеся к нему, хотя эти ощущения еще не были выражены словами. Была это мама - это было что-то теплое, приятное, которое расплывается и загораживает свет во время приближения.

Еще одна удивительная вещь, которая сопровождала, видимо, жизнь Шерешевского, - это трагедия неспособности забывать. Очень многие, кто задумывается о памяти, воспринимают ее как божий дар, а это буквальное выражение Плиния Старшего, который в своей «Естественной истории» описывал дар памяти как дарованный нам Творцом и позволяющий нам быть теми, кто мы есть. Это так. Но это всегда баланс между тем, что мы помним, и тем, что мы должны забывать. Ницше, например, считал, что один из наших главных талантов - это талант забывать. Мы не обращаем на это внимания. Шерешевский страдал всю свою жизнь из-за того, что огромное количество информации, попадавшее в его разум и мозг, оставалось там навсегда, и ему приходилось предпринимать отчаянные попытки для того, чтобы забыть.